17 (29 н.ст.) сентября 1843 года, родился генерал Михаил Скобелев. Его победы восхищают знатоков военной истории, а политические позиции до сих пор вызывают споры. Равно как и его загадочная смерть в самом расцвете лет

Щелкните картинку для увеличения.

Статья вышла в журнале „Историк“ 09/2018 №45. Автор: Арсений Замостьянов.

И 40 лет не прожил Михаил Скобелев, но после героев 1812 года не было в Российской империи генерала столь же любимого в народе. «Удивительная жизнь, удивительная быстрота ее событий: Коканд, Хива, Алай, Шипка, Ловча, Плевна 18 июля, Плевна 30 августа, Зеленые горы, переход Балкан, сказочный по своей быстроте поход на Адрианополь, Геок-Тепе и неожиданная, загадочная смерть – следуют одно за другим, без передышки, без отдыха», – писал его друг и биограф, романист и путешественник Василий Немирович-Данченко.

Путь к Анне на шею

Самым неприятным детским воспоминанием оказался для Скобелева гувернер-немец. Однажды этот горе-воспитатель ударил его по лицу в присутствии девочки, которой 12-летний мальчишка симпатизировал. Такого оскорбления Скобелев стерпеть не мог. Он ответил пощечиной. После этого гувернера отставили, а скобелевским воспитанием занялся в своем пансионе в Париже добродушный француз Дезидерий Жирарде, с которым они сдружились на всю жизнь.

Детские впечатления повлияли на мировоззрение полководца: он до конца дней своих не жаловал немцев, пытался противостоять усилению Германии и покинул этот мир с твердой уверенностью в том, что «война между тевтонами и славянством неизбежна». Куда теплее генерал относился к Франции. И совершенно не терпел насилия над собой, даже когда субординация требовала смирения.

Славные семейные армейские традиции, казалось бы, не оставляли юному Скобелеву выбора: только воинская служба. Как-никак и отец, и дед – генералы. Дедовский Георгиевский крест Михаил, родившийся и первые годы проведший в Петропавловской крепости, комендантом которой служил его героический дед, носил под рубашкой как нательный. Но будущий легендарный полководец поначалу искал себя в науках и колебался: стоит ли надевать мундир? Он даже поступил в Санкт-Петербургский университет, изучал математику, а вместе с ней и историю, и изящную словесность. Однако в 18 лет все-таки решил связать свою жизнь с армейской службой. В ноябре 1861 года Скобелев был зачислен в Кавалергардский полк. Так началась эта блистательная военная карьера.

Он рвался на войну и в 1864-м выхлопотал себе перевод в Гродненский гусарский полк, который в то время действовал против мятежников на западных рубежах империи – в Польше и Литве. Скобелев выехал туда еще до назначения – в свой отпуск, на собственные деньги, чтобы освоиться «на театре боевых действий». После схватки с польским отрядом в Радковицком лесу он получил свою первую награду за храбрость – Аннинский крест IV степени.

Туркестанский лев

В 1868 году Константин фон Кауфман, командовавший войсками Туркестанского военного округа, пригласил Скобелева послужить в Средней Азии. Молодой офицер прославился в Хивинском походе 1873 года. Несмотря на лихорадку и полученные раны, он с двумя ротами штурмом взял Шахабатские ворота Хивы и первым пробился в крепость. Из этого похода Скобелев вернулся полковником и кавалером ордена Святого Георгия IV степени.

В 1875-м запылал Коканд. Сперва кочевники-киргизы восстали против Худояр-хана, который бежал под защиту русских войск. Потом правитель Коканда признал себя вассалом России. Это не устроило некоторых популярных местных военных вождей, взявших на вооружение лозунги борьбы с неверными. Самые мощные отряды сколотили Пулат-бек и Абдурахман-автобачи.

Действие морской батареи митральез по отражению атаки туркменской конницы в Ахалтекинской экспедиции. Худ. А.А. Тронь. 2005 год

Но уже к февралю 1876 года войска под командованием Скобелева, уже получившего звание генерал-майора, разбили главные силы повстанцев под Андижаном. Потрясенный Абдурахман-автобачи обратился к победителям в лице туркестанского генерал-губернатора с высокопарным посланием: «Чувствуя свое бессилие против храбрых и непобедимых воинов Белого царя, равно желая прекратить бедствия войны, разоряющей мое отечество, я сдался генералу Скобелеву, надеясь на милосердие могущественного во всем мире Белого царя. При этом с полной надеждой обращаюсь к вам как доброму покровителю края, что вы меня не пустите на несчастный путь. Обещанию, данному генералом Скобелевым, я верю и надеюсь, что вы не оставите обратить на это милостивое ваше внимание».

5 февраля 1876 года Кауфман после аудиенции у императора Александра II в Санкт-Петербурге телеграфировал командующему экспедиционным отрядом генералу Герасиму Колпаковскому: «Снисходя к общему желанию кокандского народа принять подданство России, а также не видя возможности другим способом успокоить население, государь император высочайше повелеть соизволил ныне же принять ханство в подданство его величества, переименовав его в Ферганскую область. Начальником этой области его величеству благоугодно было назначить свиты своей генерал-майора Скобелева».

Триумфатор не стал медлить. На подступах к Коканду его встретил хан, передавший русским пушки в знак их военной власти. На следующий день молодой полководец рапортовал: «В Ферганской области все спокойно». Некоторые сановники и генералы считали Скобелева дерзким выскочкой. Его эффектные успехи раздражали. Но император удостоил храбреца золотым оружием.

На белом коне

Русско-турецкая война 1877–1878 годов для Скобелева была делом чести. Он осознанно сражался за славянское будущее. На Балканы генерал прибыл почти на птичьих правах: состоял при главной квартире, а в операциях участвовал как доброволец. Тем не менее отличился в первом же бою, в ходе переправы через Дунай у Зимницы. Поднял в атаку растерявшихся солдат, проявив, как докладывал начальник отряда, «блистательное, неизменно-ясное спокойствие». Ему не требовалась должность, он просто сшивал, где порвалось. Примечательно участие Скобелева и в победном бою за Шипкинский перевал – одном из решающих сражений этой войны.

Первые попытки взять Плевну обернулись для русских неудачей. Янычары Осман-паши оборонялись стойко, и только отряд Скобелева наносил по городу чувствительные удары. Герою воздали должное в рапорте главнокомандующему: «Одна лошадь под ним убита, другая ранена. Когда пришло время отступать, генерал-майор Скобелев слез с коня и, вложив саблю в ножны, лично замыкал отступление». Еще громче он заявил о себе при взятии Ловчи. После плевенских неудач эта операция, продуманная и реализованная Скобелевым, произвела особенно сильное впечатление. Отныне и в действующей армии, и в Петербурге знали: где Скобелев – там прорыв, там энергия победы. После перехода через Балканы именно он возглавил авангард армии, с которым занял Адрианополь (турецкий Эдирне) и подошел к окрестностям Стамбула. Там Скобелев испытал ни с чем не сравнимую досаду: Царьград в двух шагах, а щита прибить не дали. Генерал досадовал, что мирные переговоры начались до захвата вражеской столицы.

Плененного Осман-пашу доставляют к генералу Михаилу Скобелеву после взятия Плевны. Литография. Франция, около 1895 года (Фото: Legion-Media)

Недруги считали его позером. Скобелев действительно умел выглядеть импозантно. Его украшала богатырская окладистая борода, расчесанная самым оригинальным образом. Подобно наиболее храбрым генералам Наполеоновских войн и героям Дюма, во время сражений прославленный полководец предпочитал гарцевать в приметном мундире, демонстрируя презрение к смерти. На белом коне, в белом кителе – в самую гущу боя. И друзья, и враги называли его «белым генералом», по-турецки – Ак-паша.

В те годы столь ранняя слава на военном поприще была редкостью чрезвычайной. Неудивительно, что яркая фигура молодого генерала вызывала аллергию в кругах армейской бюрократии. Но после Плевны задвинуть выскочку было уже невозможно. Скобелева ценили журналисты, писатели, художники, даже баталист Василий Верещагин с его скептическим умом. «Быть всегда на виду, быть популярным для него было насущной потребностью, и все его усилия были направлены к этому. Мы часто трунили над этой его слабостью. Достаточно было ему намекнуть, что кто-нибудь им не восторгается, его недолюбливает, и Скобелев уже лезет из кожи, чтобы так или иначе строптивого покорить – и в конце концов покорял», – вспоминал Николай Врангель, отец «черного барона» Петра Врангеля, друживший со знаменитым полководцем с юности. И еще один штрих. Из Болгарии Скобелев привез не только россыпь наград, но и двоих сирот, которых взял на свое попечение.

Последняя победа

Над Хивой развевался флаг России. Но воинственные текинцы, кочевавшие в районе Ахалтекинского оазиса, не подчинялись ни хивинскому хану, ни русским, перекрывая торговые пути в «Индию чудес». В январе 1880 года Александр II вызвал Скобелева на аудиенцию. Они обсуждали план новой Ахалтекинской экспедиции. Император как будто предчувствовал, что этот поход станет завершением его эпохи, и старался вникнуть во все подробности, вплоть до солдатской каши.

На сей раз к боевым действиям готовились основательно: приобретали верблюдов (20 тыс.!), снаряжали корпус техническими новинками – ручными гранатами и пулеметами. По поводу продовольственного снабжения Скобелев высказался по-солдатски: «Кормить до отвалу и не жалеть того, что испортится». Высочайшее доверие обезоружило бюрократов – этот бой «белый генерал» выиграл вчистую. У него уже сложилась собственная, психологически выверенная система воспитания армии: «Убедите солдат на деле, что вы о них вне боя отечески заботливы, что в бою – сила, и для вас ничего не будет невозможного». Эту истину он снова подтвердил на деле.

Текинцы, которым остро не хватало артиллерии, избегали сражений, что называется, в чистом поле. 25 тыс. сабель заперлись в крепости Геок-Тепе (ныне город Гекдепе в Туркмении), которая считалась неприступной, и периодически тревожили русских неожиданными вылазками. Скобелев послал им ультиматум, требуя изъявления покорности, уплаты контрибуции в размере полумиллиона рублей, а также 1000 племенных жеребцов и выдачи всех старинных грамот, рукописей, документов и книг ахалтекинского народа. Особым пунктом ультиматума был отказ от рабовладения. Но текинцы, всю жизнь проводившие в набегах, не собирались сдаваться. Сопротивлялись они отчаянно, в бой шли даже женщины. Решительные действия под Геок-Тепе начались в декабре 1880-го. Целый месяц продолжались кровопролитные сражения, и 12 января 1881 года русские батальоны ворвались в крепость. Победа! Вскоре Скобелев занял и Ашхабадский оазис, а там подоспело и письмо текинских старшин с выражением покорности.

Однако кампания выдалась кровопролитная. Таких потерь русская армия не знала ни в одном из туркестанских походов: погибло около 1,5 тыс. солдат и офицеров. Впрочем, легкой победы над воинственными текинцами никто и не ждал. Александр II, которому оставалось жить меньше двух месяцев, успел произвести Скобелева в генералы от инфантерии и наградить его орденом Святого Георгия II степени.

Русский Бонапарт

Великий Александр Суворов считал, что негоже полководцам «ввергаться в вихрь политический», это гибельный путь. Скобелева часто сравнивали с графом Рымникским, но, наверное, прав был и историк Евгений Тарле, заметивший, что «белый генерал» «мечтал не столько о Суворове, сколько о Наполеоне». После возвращения из Ахалтекинской экспедиции 1880–1881 годов его величали «Бонапартом, вернувшимся из Египта» и даже «славянским Гарибальди».

И Скобелев сделал ставку в большой политической игре, которая заметно обострилась после убийства народовольцами Александра II. Новый император принял победителя текинцев сдержанно, вместо поздравлений с победой спросил его со скрытой укоризной о том, как соблюдалась дисциплина в корпусе. Крайних монархистов, равно как и убежденных либералов, появление кандидата в русские Наполеоны не радовало. Скобелев не в шутку вообразил себя отцом-основателем новой невиданной империи, мечтал о вольном союзе славянских народов с решающим словом российского монарха. Он помнил, как русская армия стояла под Стамбулом, и учреждение всеславянской империи ему не казалось чем-то фантастическим. Подумывал генерал и о болгарском престоле.

Штурм Геок-Тепе. Худ. Н.Н. Каразин. 1889 год

Много шуму наделала речь Скобелева на петербургском банкете, посвященном годовщине взятия Геок-Тепе. Он призывал начать войну против Германии… Еще больший резонанс получила его речь в Париже перед сербскими студентами, которые чествовали русского полководца. Он сетовал на то, что Россия недостаточно решительно освобождает славян от османского владычества и виной тому – влиятельные чужеземцы, немцы. Спасение генерал видел в союзе славян с Францией. И сербы, и французы рукоплескали полководцу. «Ни одна победа генерала Скобелева не наделала такого шума в Европе, как его речь в Париже», – писала газета «Киевлянин», а берлинские журналисты даже придумали словечко – «скобелевиада», которым обозначали антигерманские настроения.

В разговоре с отставным «диктатором сердца» Михаилом Лорис-Меликовым Скобелев откровенно жаловался на нового императора. Опытный политик озадаченно отметил в своем дневнике, что Скобелев – человек, совершенно лишенный убеждений и не в меру подверженный лишь собственным эмоциям и амбициям. Политическая активность генерала вызывала нервную реакцию в кругах, близких к Александру III. Скобелев из «слуги царю, отца солдатам» превращался во фрондера. Тот же Врангель вспоминал, что прославленный полководец императора «презирал и ненавидел».

Портрет обер-прокурора Святейшего синода Константина Победоносцева. Худ. В.А. Серов. 1902 год

Обер-прокурор Святейшего синода Константин Победоносцев, имевший основания считать себя наставником Александра III, пытался сгладить ситуацию. В одном из писем он предложил императору приблизить к себе и тем самым обезоружить Скобелева: «Я считаю этот предмет настолько важным, что рискую навлечь на себя неудовольствие вашего величества, возвращаясь к нему. Смею повторить снова, что вашему величеству необходимо привлечь к себе Скобелева сердечно. <…> Вот теперь будто бы некоторые, не расположенные к вашему величеству и считающие себя обиженными, шепчут Скобелеву: "Посмотрите, ведь мы говорили, что он не ценит прежних заслуг и достоинств". Надобно сделать так, чтобы это лукавое слово оказалось ложью, и не только к Скобелеву, но и ко всем, кто заявил себя действительным умением вести дело и подвигами в минувшую войну. <…> Пускай Скобелев, как говорят, человек безнравственный. <…> Скобелев, опять скажу, стал великой силой и приобрел на массу громадное нравственное влияние; то есть люди ему верят и за ним следуют». В обширной переписке Победоносцева с Александром III это редкий случай, когда бывший преподаватель столь настойчиво навязывал свою точку зрения. Примирительная встреча царя и генерала состоялась в марте 1882-го. А через три месяца вся Россия оплакивала Скобелева…

Его похороны стали всенародным событием. На венке от Николаевской академии Генерального штаба серебрилась лента с надписью: «Герою Михаилу Дмитриевичу Скобелеву – полководцу, Суворову равному». Во время прощания ко гробу подошел дряхлый старик – ветеран еще Наполеоновских войн. Он поклонился в землю, поцеловал генерала в лоб и сказал: «Один такой был, да и того Бог взял». И нелегко было отделаться от ощущения, что Россия потеряла не только выдающегося полководца, но и человека, способного обеспечить империи небывалое будущее, которому теперь сбыться не суждено.

В повести «Однорукий комендант» Александр Куприн приводит воспоминания своего героя: «Как Москва провожала его тело! Вся Москва! Этого невозможно ни рассказать, ни описать. Вся Москва с утра на ногах. В домах остались лишь трехлетние дети и недужные старики. Ни певчих, ни погребального звона не было слышно за рыданиями. Все плакали: офицеры, солдаты, старики и дети, студенты, мужики, барышни, мясники, разносчики, извозчики, слуги и господа. Белого генерала хоронит Москва! Москва ведь!»

Сохранилось письмо Александра III к сестре Скобелева Надежде: «Страшно поражен и огорчен внезапной смертью вашего брата. Потеря для русской армии труднозаменимая и, конечно, всеми истинно военными сильно оплакиваемая. Грустно, очень грустно терять столь полезных и преданных своему делу деятелей». Трудно сомневаться в искренности этих слов. Шумный вольнодумец в мирные дни, на войне и в походах Скобелев был незаменим.

 

 

Умер или убит?

Кончина полного сил 38-летнего генерала сразу породила вереницу слухов. Цензура строго запрещала журналистам публиковать домыслы о последних часах жизни Скобелева. Но пересуды запретам не поддаются

Боевой генерал, не знавший поражений, национальный герой сразу двух стран – России и Болгарии. Неужели он внезапно умер своей смертью? С античных времен первый вопрос в таких случаях: кому это выгодно? Но ответ, увы, на этот раз не укажет на убийц: своенравный полководец мешал слишком многим.

В начале лета 1882 года Скобелев получил отпуск и собирался провести его в деревне. В Белокаменную он заехал на несколько дней, остановился в одном из лучших отелей – «Дюссо». Это неподалеку от Театральной площади. Жил беспокойно, метался по Москве: посещал и светские обеды, и квартиры друзей. Но разговоры не клеились. По свидетельству князя Дмитрия Оболенского, в те дни Скобелев сетовал, что поверенный в его делах Иван Маслов сошел с ума и потерял крупную сумму наличными (чуть ли не миллион!), которая была ему доверена. История темная, и вряд ли во всем можно полагаться на слова Оболенского. По-видимому, Скобелев действительно собирал средства «на освобождение славян». Но куда же делся этот мешок денег? Разгадка всплыла после смерти Маслова, когда оказалось, что тот завещал образовательным учреждениям полмиллиона рублей. Скорее всего, это и были деньги Скобелева, которые Маслов не растратил, а по наказу полководца сохранил на благое дело…

В 1912 году в Москве был открыт памятник генералу Михаилу Скобелеву (снесен одним из первых после прихода к власти большевиков)

На углу Столешникова переулка и Петровки находилась гостиница «Англия» – приют куртизанок и гуляк. Там состоялось последнее в жизни прославленного генерала свидание – с загадочной дамой, которую называли и Вандой, и Шарлоттой, и Розой, и Элеонорой. Говорить она предпочитала по-немецки.

В ночь на 26 июня 1882 года Ванда в слезах прибежала к дворнику и с горем пополам объяснила, что у нее в номере умер офицер. Скобелева опознали без труда. Труп спешно перевезли из этой клоаки в «Дюссо». Опытный патологоанатом, почтенный профессор Иван Нейдинг объяснил смерть внезапным параличом сердца и легких после перенесенной пневмонии. В светских салонах шептались об алкоголе и женщинах, которые свели генерала в могилу. В самом деле, ту ночь Скобелев провел далеко не по-монашески. Но молва незамедлительно приписала смерти полководца политические мотивы. Сразу возникло несколько версий, одна невероятнее другой.

Первая – самоубийство. Сказывалось нервное истощение: за 38 лет Скобелев успел себя сжечь. Летом 1880 года в Болгарии погибла мать полководца – единственная женщина, которая была ему по-настоящему дорога. Ее зарубил шашкой русский офицер, ставший грабителем… Эта трагедия сильно переменила генерала. Он стал язвительнее, все чаще испытывал приступы тревоги и мизантропии. Откровенничал: «Мне не позволят жить». Чем не суицидальное настроение? Правда, по другим свидетельствам, Скобелев в последние месяцы жизни был полон планов и готовился к новой войне.

Вторая версия – рука Германии и ее «железного канцлера» Отто фон Бисмарка. Русский полководец изо всех сил пытался сколотить антинемецкий франко-славянский союз. Роковая кокотка из номеров «Англии» добавляла уверенности обвинителям: немка, она и убила. Однако всезнающий журналист Владимир Гиляровский привел резонное возражение одного антрепренера, хорошо знакомого и со Скобелевым, и с Вандой: «Не будет она травить человека в своей квартире». Впрочем, в отравлении подозревали и компанию из соседних комнат, которая шумно провозглашала здравицы в адрес «белого генерала» и прислала ему шампанское. Среди них запросто мог затесаться германский шпион. В берлинский след верили многие, в том числе и в высших кругах. Через несколько лет после смерти Скобелева князь Николай Мещерский писал: «…со дня на день Германия могла наброситься на Францию, раздавить ее. Но вдруг, благодаря смелому шагу Скобелева [имеется в виду его речь в Париже. – А. З.], сказалась впервые общность интересов Франции и России, неожиданно для всех и к ужасу Бисмарка. Ни Россия, ни Франция не были уже изолированы. Скобелев пал жертвою своих убеждений, и русские люди в этом не сомневаются». Толки о коварных агентах «железного канцлера» ходили не только в России. Французская писательница, сторонница союза с Россией Жюльетта Адам заметила: «Три раза смерть таинственно поразила трех людей, которые в войне с Германией могли бы стать источником непобедимой силы для своего отечества: Скобелева, Шанзи и Гамбетту [речь идет о французском генерале и премьер-министре Франции, умерших соответственно в 1883 и 1882 году. – А. З.]».

Третья версия имеет отношение уже к тайнам петербургского двора. На ней настаивал друг полководца Василий Немирович-Данченко. Он обвинял в убийстве «Священную дружину» – тайную монархическую организацию, основанную после убийства народовольцами Александра II с целью борьбы с революционным террором. По мнению Немировича-Данченко, один из руководителей «Священной дружины» граф Павел Шувалов приговорил Скобелева к смерти как опасного бунтовщика. Когда незадолго до роковых событий в задушевной беседе кто-то из офицеров сказал о Романовых, что вот-вот «вся их лавочка полетит тормашками вверх», прославленный генерал усмехнулся: «Скатертью дорога. Династии меняются или исчезают, а нации бессмертны». Ходили слухи, что Скобелев попытается захватить власть во время коронации Александра III, намеченной на весну 1883-го. В одной из послереволюционных эмигрантских публикаций правоведу Сергею Муромцеву приписали такие откровения: «Правительство Александра III, уверившись в том, что М.Д. Скобелев замышляет сделать переворот и свергнуть династию Романовых, учредило под председательством великого князя Владимира Александровича особый негласный суд из сорока лиц. Этот суд "сорока" большинством тридцати трех голосов приговорил "белого генерала" к смертной казни и поручил полицейскому офицеру привести приговор в исполнение. Палач блестяще справился со своей задачей, за что получил следующий чин и большое денежное вознаграждение». Как в детективном романе!

Обвиняли в убийстве Скобелева и загадочных ревнивых мужей, и пресловутых масонов, которые вечно за все в ответе. Но эти сценарии уж совсем бездоказательны.

Выходит, что все свидетельства о заговорах против Скобелева косвенные: ни германцы, ни ревнители самодержавия не оставили следов. А значит, наиболее вероятным сценарием выглядит несчастный случай, будь то отравление или остановка сердца.